«…Городок Санта - Фе был типично кубинский, с большими апельсиновыми плантациями, испанскими домиками в два-три этажа. Жакаранды и бугенвили, как мы их прозвали, кусты с яркими цветами росли здесь на каждом углу. Пройдясь по центральной улице, ведущей к заливу Кочинас, я зашел в магазинчик с красочной рекламой и большим портретом Фиделя Кастро на входе и стал рассматривать товар…»
В. М. Климушкин. «Кубинские новеллы»
ОЧАРОВАННЫЙ СТРАННИК ДАЛЁКОЙ ЗЕМЛИ
Известный уральский прозаик Валерий Климушкин ушел из жизни после продолжительной болезни весной 2019 года на восьмидесятом году. Он родился 4 апреля 1940 года в Москве. Когда отца-офицера вместе с женой во время Великой Отечественной войны отправили на Сталинградский фронт, мать привезла его в город Стародуб Брянской области на попечение деда и бабушки. С ними он некоторое время находился в партизанском отряде, выполнявшем задания по уничтожению фашистских частей, оккупировавших территорию.
Детство Валерия, проходившее в городе Стародубе, в старинной родовой усадьбе деда, героя Первой мировой войны, унтер-офицера царской армии, имевшего за заслуги наградные кресты и именные часы марки «Мозер», оставило заметный след в его творчестве. Дед по материнской линии, Андрей Пигорь, являл пример настоящего российского офицера. Когда Стародуб оккупировали фашисты и стали расстреливать еврейское население, он встал на их защиту, за что был прилюдно выпорот на площади. Две соседские девочки-еврейки были чудом спасены и вывезены в партизанский отряд.
Об этих событиях В. М. Климушкин пишет в рассказе «Письмо из детства»:
«… Я был отдан на попечение бабушки и деда. Они мне потом рассказывали, как в Стародуб вошли немцы. И тут началось... В пяти километрах от Стародуба, за озером Масленкой, где мы ловили раков, в районе, называвшемся Беловщиной, находился кривой глубокий овраг, где произошли жуткие события. Сначала в городе арестовали всех мужчин-евреев и отправили в местную тюрьму, потом дошла очередь до женщин и детей. Нашего соседа-бухгалтера Гири Михайловича Таубина, забрали сразу, а его жене, Саре Ароновне, с дочерьми, шестилетней Фаиной и двенадцатилетней Златой, приказали явиться в комендатуру поутру, иначе они сразу будут расстреляны.
Рано утром Сара Ароновна прибежала к нам в хату, упала на колени перед дедом и разрыдалась, умоляя спрятать детей:
- Нас они убьют, это ясно, но спасите девочек…
Дедушка поднял ее с пола, велел успокоиться, заверив, что не оставит детей, объявив их родственниками. Соседка вскоре привела перепуганных девчонок с узлами, а сама направилась в комендатуру. Я, конечно, плохо помню те события, но, как потом рассказывала бабушка, всю ночь в овраге слышалась стрельба. А на вязу во дворе не пели, а кричали иволги, перепуганные автоматными очередями. Едва рассвело, немцы согнали к оврагу все население города закапывать трупы евреев. Через неделю надо рвом с погребенными вырос холм.
Немецкая карательная часть, расстреляв евреев, уехала на бронемашинах, а вместо нее вошла в Стародуб стрелковая часть и тоже начала бесчинствовать. Когда один их надменных офицеров стал придираться к дедушке, дед не выдержал и врезал ему по щеке.
Деда моего, Андрея Михайловича, унтер – офицера, участника русско-японской и первой германской войн, чуть не расстреляли. Заступилась вся улица - он имел большой авторитет в городе, да и немцы, основательно потрепанные советской армией в боях и напуганные брянскими партизанами, засевшими в лесах, отступились, однако прилюдно на площади высекли его ремнем.
На другой день дедушка, не мешкая, запряг последнего коня, затем вместе с бабушкой загрузили телегу картошкой, фруктами, овощами, двумя поросячьими окороками, бросили шмат сала – все свои годовые запасы. Хату закрыли на большой висячий замок, ворота заложили брусьями у соседей и у нас, и отправились всем семейством, вместе с Фаиной и Златой Таубиными, в Суземку, где был земляночный городок партизанских семей. Деду тоже дали землянку с железной печью. Он активно стал помогать партизанам, так как хорошо знал местность, и водил группы взрывать немецкие эшелоны. Хорошо была налажена связь с нашей авиацией. "Помню, как постоянно гудели над нами самолеты, сбрасывая партизанам оружие и даже минометы",-рассказывала потом бабушка.»
Долгое время у Валерия Климушкина как память о стародубских корнях семьи хранилась старинная икона, на которой его прадед - богомаз изобразил Иисуса в терновом венце, удивительно напоминающем фамильные черты рода – в итоге это был почти что сам Валерий Климушкин. Эта большая икона-портрет была впоследствии украдена.
Валерий учился в Брянском железнодорожном техникуме. Очень интересен с документальной и почти что метафизической точек зрения его рассказ про обрушение в 50-х годах ХХ-го века кинотеатра в Брянске, завалы которого он в составе студенческой бригады разбирал и в обломках наткнулся на пачку денег, которую впоследствии передал на хранение бабушке. Вот что В. М. Климушкин пишет про этот случай в рассказе «Малиновый звон»:
«… В Стародуб время от времени я наведывался. В один из очередных приездов в родной город решил сходить в церковь и поставить свечу за упокой моей любимой бабушки. Старый отец Георгий долго жал мне руку и сказал, что заказанную мной панихиду по бабушке он проведет бесплатно.
- Елизавета Григорьевна Пигорь, вечный ей покой и царствие небесное,- сказал он, перекрестившись, - по доброте своей душевной внесла в фонд церкви большую сумму денег с прямым назначением купить новые колокола. Это мы и сделали, уже после ее смерти. Колокола привезли из Тулы, заменив старый, некогда нидерландский. Мы называем их звучание не иначе, как Малиновый звон. Впрочем, можете сами опробовать, если есть такое желание.
- Конечно, батюшка, благословите меня!
- Благослови вас Господь!
И я полез по крутой лесенке наверх, повторяя: «Малиновый звон, малиновый звон, как русская песня, задумчивый он… Так вот, куда определила бабушка, умница моя, внезапно свалившиеся ко мне деньги…»
Впоследствии, годы спустя, Валерий работал в Сибири, на возведении дороги Абакан-Тайшет, электромонтером СЦБ и связи в Гжеве, в локомотивном депо станции Свердлдовск-Сортировочный, вспоминал, как ездил на казённом мотоцикле с коляской по брянским лесам...
Затем была служба в армии на Кубе во времена Карибского кризиса, чуть не закончившегося мировой войной. Будучи студентом Свердловского пединститута, он в 1966 году дебютировал яркими рассказами в литературном журнале «Новый мир», который в то время редактировал Александр Твардовский. Знаменитый поэт хорошо отозвался о творчестве молодого автора.
Возвращаясь еще и еще раз к его биографии, констатирую, что Валерий Михайлович Климушкин большую часть своей жизни прожил на Урале. Преподавал химию, биологию, географию в школах Свердловской области, путешествовал с учениками по родному краю, консультировал молодую пишущую поросль в Свердловском отделении Союза писателей России, в котором состоял с 1979 года, заведовал отделом литературы в российском журнале «Голос». Произведения Валерия Климушкина публиковались в центральных газетах и журналах, в различных антологиях, альманахах, сборниках...
Помимо уральских редакций, в которых ему довелось поработать журналистом, в начале 90-х годов прошлого века Валерий Климушкин редактировал в Екатеринбурге газету «Звезда Полынь», посвященную «уральским чернобыльцам», пострадавшим от взрыва номерного предприятия «Маяк» в Челябинской области и радиации в 1951-1959 годах в зоне так называемого Восточно-Уральского радиационного следа. Газету помог открыть давний друг-инвалид, предприниматель Александр Паршин. Скольких трудов и усилий стоило Валерию Михайловичу и его соратникам в те годы открыть одну из первых в России частных газет, да еще и в провинции, ведь до того времени все издательства в СССР были государственными. Тем обиднее, что не прошло и года с начала выпуска первого номера "Звезды Полынь" (номера выходили нерегулярно, не чаще раза в месяц), как газету "закрыли по звонку" за остроту материалов и непримиримость позиции. Про трагедию Чернобыля, постигшего три православных славянских народа в 1986-ом году, иносказательно упоминавшуюся в Ветхом завете, Валерий Климушкин написал очерк «Листья дуба», где он рассказал про зараженную выбросом ЧАЭС ставшую родной брянщину:
«…Мы сидели в сильно запущенном саду за графином самодельного яблочного вина − в погребе у Жоры стоял целый бочонок. Начали вспоминать, и оказалось, что из всех наших хлопцев, а было их одиннадцать, что заканчивали десятый класс Октябрьской школы в 1958-м году, осталось нас только двое.
− Последним, кого я бачив, быв Эдик Шкут, − обстоятельно повествовал Жора. − И то было в Стародубе, в булдыре (пивбар - прим. авт.), быв он який смурной, чего сь не то... Потом чую, Эдик-то удавился. Казали, что рак у него...
На усадьбе у Жоры рос могутный дуб, который я помнил с детства. Теперь он напоминал старинный герб Стародуба: наполовину высох, наполовину зеленый, словно бы аккуратно подстрижен чьей-то рукой.
− Усох, як по заказу с южной стороны. Видать, с Чернобыля як дунуло, так и... А нас самих выселять надумали в Сельцо под Брянском. Коттедж, казали, дадуть, усадьбу. Ну, я и кажу женке: рискнем. Та − в слезы... А я кажу, а помирать от радиации лучше, да?
Уехали, однако. Два года прожили. Там и женку оставив.
Между делом Жора уложил мне в кошелку антоновских яблок, отборных, духовитых, янтарно-желтых, тех самых, воспетых Буниным, Пришвиным и другими писателями нашей средней полосы, прикрыл сверху листьями с дуба.
− На память як...
Надо сказать, сжевал я их тогда в одиночку, не в силу скаредности своей натуры, а по причине их радиоактивности. На первых порах остерегались люди, не ели плодов с большой земли. Потом пообвыкли, махнули рукой на все...Спасибо, Жора!
Иногда я включаю бесстрастный диктофон и слышу простую речь моего одноклассника из обезлюдевшего сельца Остроглядово:111 кюри по цезию, не шутка.
− Якие там льготы... Ничего не было. Нас в первый же год налогами обложили… Белорусские, украинские, русские слова сплелись вместе, образуя тот особый брянский диалект русского языка, что существовал всегда в этой местности, где, как говорят, даже крик петуха сразу в трех республиках слышно, не очень дружественных друг другу, кстати. И что-то зловеще-символическое есть в том, что эти противоестественные границы между Россией, Украиной и Белоруссией сомкнулись в самой загрязненной чернобыльским «пожаром» местности. Словно впились клешнями, как метастазы, поразившей нашу державу болезни.
Жора Филипченко умер прошлым летом. Рак. А те листья дуба остались и хранятся у меня до сих пор, за божницей. И нет покоя тревожному сердцу.»
1994 г. Екатеринбург-Брянск-Стародуб
Очень критично Валерий Климушкин относился к своему творчеству, когда распался Советский Союз. Сам он, сознавая кризис времен, пишет: «Не вышло из меня ничего путного. И в литературе разуверился. Достигли мы в ней такой дивной степени совершенства, что и писать, вроде, не о чем. О том же, как создавали царствие божие, то бишь, социалистического разума в стане, и говорить совестно, не то, что писать. Бороться надо было, как уверяли умные люди. С кем, спрашивается? С редакторами, с системой, за более совершенную систему? Встать на уровень глупенькой пионервожатой, которая когда-то скандировала свои политические лозунги, не понимая их смысла? Нет, увольте, не бороться – хватит, выходить надобно на торный большак человеческой цивилизации. И чем скорее, тем с меньшими последствиями, времени остается в обрез… Что ж, если доля наша такая горькая, вечно плестись в хвосте народов… Да и скучно, господа! Так и остался я в итоге на всю жизнь одним из тех беспутных вариантов российского очарованного странника…» («Алконост, или Размышления на погосте», - «Проспект», №1 - 1991 г. Екатеринбург)
В рассказах и повестях автора олицетворенная природа ярко раскрывает переломные моменты в жизни и непростые характеры героев. Его прозрачная и лаконичная стилистика завораживает своей простотой, в которой кроется бездонная глубина смысла, приоткрывающая лабиринты необыкновенной личности. В разное время вышли его книги «В пору жаворонков», «Стук в окошко», «Солнце в глаза», «Чай с малиновым вареньем», «Жизнь бесконечная», «На круги своя»… В последние годы тяжелая болезнь приковала его к постели, амнезия по причине кубинской армейской службы в соседстве с ракетными установками, не давала возможности полноценно работать. Тем не менее, он написал на новом уровне ряд интересных произведений.
Последняя из серий его рассказов была из цикла Кубинских новелл, написанных Валерием Климушкиным спустя более чем полвека после известных событий, в которых он участвовал и о которых раньше не разрешали рассказывать, они были о временах противостояния СССР и США в 60-х годах ХХ века. Удивительные события, люди и время оживают под пером мастера-прозаика, заставляют сопереживать. Из детства он вынес память о бабушке, очень набожной его опекунше, большую часть детства и юности воспитывавшевой его в деревне. А про своих родителей и Москву, в которой родился, он почему-то почти никогда не вспоминал, за исключением встреч с писателями в редакции "Нового мира". Валерий Михайлович Климушкин похоронен на родине известного уральского писателя Павла Петровича Бажова в городе Полевской Свердловской области.
В заключении хочется привести отрывок из Кубинского цикла:
«– Внимание, внимание! Говорит Америка… Работают все радио и телестанции Соединенных Штатов Америки…
Голоса, голосища, подголоски и отголоски, дамский истерический визг, пополам с армейской четкой речью и гарканьем, сообщали одно и то же. – На территорию Центрально-американских островов и полуострова Флорида движется холодный арктический фронт. Холодный фронт… «Трамонтана»… Будьте бдительны и одевайтесь cоответственно…
– Одна у них эта беда, примерно раз в три года бывает,– подытожил наш командир батареи и велел идти к старшине за теплой одеждой.
– Отдохнем хоть от жарищи. Привет нам всем из Ледовитого океана. Есть у нас сибиряки-то? – Поинтересовался лейтенант из обслуги…»
"...Со мной ли это было? Как в детективном кино… Вроде бы, я был главным героем двадцати лет от роду. Жил, как семечки щелкал…", 2012 г.
Мила МАТВЕЕВА,
член Союза журналистов и Союза писателей России.
|
